Как упоительны бывают вечера.
Вот взять хотя бы этот. Соплежуи-первокурсники, сменившиеся после говноедами-второками, весьма порадовали сегодня Зараки: первые своим неверием в размер задницы, куда угодили без всякой физ. подготовки, вторые же осознанием масштабов оной и пониманием, что дальше будет только... больше. Как-никак, а приятно подмечать в стеклянных глазках хлипленьких спиногрызов хоть какой-то проблеск разума. Он, конечно, на парах Кенпачи обычно не требуется, но без него тоже непросто. Некоторым не хватает ума правильно через козла-то перепрыгнуть, что уж говорить о том, как, порой, сползают со шведской стенки...
Зараки скривился, вспомнив субтильного пацаненка, который не смог и одного раза подтянуться. По-мужски. И похую Зараки абсолютно, что его понятия о мужской силе несколько не совпадают с возможностями нынешних, так называемых, мужиков.
А затем скривился снова, опорокинув в себя следующую спиртовку. Специальную такую, с фитилем чисто символическим, и совершенно очевидно, что ее ни разу не использовали по прямому назначению. Истинному. Впрочем, об оном в курсе Кенпачи, сам Кьераку-сенсей, что само собой разумеется, и еще пара-тройка постояльцев клуба "юного химика". Довольно ироничное название, если учесть примерный возраст контингента.
Вообще говоря, каждая новая спиртовка и какой-то реагент из пробирки - в качестве запивки - неуловимо смягчали отношение Кенпачи к трогательно-тщедушным выблядкам. Выблядочкам. Выбляденюшкам?.. Пожалуй, вот этот ряд горелок стоит оставить на завтра.
Пожалуй, выпей он их прямо с утра пораньше, пары физической культуры могли бы стать более выносимыми для студентов. Хотя кто его знает.
- Блядь, - глубокомысленно изрек Кенпачи, заметив безнадежно ссохшийся и пожелтевший кактус на подоконнике лаборантской. - Полить бы тебя... недели три назад. Но сейчас, думаю, тебе будет уже похер.
Так и рассудив, Зараки взялся за канистру с водой (ну ломало его метаться туда-сюда с литровыми бутылками, половина из которых еще и стеклянные) и принял пост спасителя зелени в аудитории. Забив, разумеется, на кактус, который мог бы, наверное, ожить, но сам виноват: нехер так красноречиво и однозначно выглядеть.
И все же от мензурки на посошок Кенпачи решил не отказываться. Тут тоже виновата она: стоит вся такая вызывающая и соблазнительная, как тут проигнорировать? На ней будто ярлык висит "выпей меня".
Ну он и выпил. А затем порылся немного в верхних ящиках, звеня стеклом и отфыркиваясь от какого-то посыпавшегося порошка, и довольно достал лаврушечку, тут же ее зажевав.
Вот теперь, пожалуй, можно и честь знать, думает Кенпачи и тянется с ленцой, неспешно проходясь к выходу с какими-то глухими стонами удовольствия.
Звучно грохнув дверью, он не сразу попал ключом в скважину. Не то чтоб это его расстроило. Не то чтоб он вообще это как-то отметил. Главное-то закрыть ее в результате - это, можно сказать, в его интересах.

Зараки и не сразу заметил, что в коридоре кто-то есть. Удивился только, что тот неожиданно решил обрушить на него страстную тираду - весьма, правда, бесстрастным гласом. Хотя, по чести говоря, удивление было чисто механическим: на самом-то деле он уже давно и не такого ожидал от объективной реальности всякий раз, как выходил из дивной аудитории прикладной химии. И говорящий коридор - так, херня совсем.
Развернувшись в сторону источника звука, Кенпачи звучно чавкнул лаврушечкой (нормальное название для лаврового листа он не приемлет: слишком уж нежные чувства к этому сушеному растеньицу) и широко заулыбался, отчленив от коридорных стен белесую недовольную гримасу, а затем опознав в ней Кучики Бьякую.
Еще немного позже пришло осознание произнесенных им слов. Сразу-то Зараки и не подумал что-то воспринимать - мало ли что там коридор спиздануть решил, - но раз уж то Кучики сие слово молвил, то игра может стоит свеч.
- Опять? А ты частенько наталкиваешься на меня по пути в аудиторию химии? - сказал Кенпачи и начал скалиться еще шире, будто в голову удачная догадка пришла. Кою он и озвучил: - Не хотел палиться в своих вечерних хобби, а, Кучики? Так ты не переживай, - Кенпачи потянулся было хлопнуть того по плечу, да только побоялся, что сломает этого хилого библиотекаря - посему руку опустил, - я никому не расскажу. Будем квиты?
Зараки был уверен в своих дипломатических навыках. Ну и в Кучики тоже: тот не впервой попадался ему на пути, когда жар от спирта мог опалять края бумажных салфеток, но от ректора нагоняя получить так и не довелось. Значит, стучать не бегал. Кенпачи за это был благодарен - не хотелось ему от Генрюсая воспитательные речи выслушивать. Или не выслушивать, что знаменовало бы иной род деятельности: сбор монаток и последующее прощание с должностью без лестных рекомендаций.

Подвыпив, Зараки любил развлечься. И поскольку объективно реализации сей потребности ничто особо не мешало, он с радостью отдавался страстям нижних сегментов пирамиды Маслоу. День имел полное право называться удачным, ежели под кулак Кенпачи попадала пара-тройка лиц, говорящих всей своей мимикой, как сильно они хотят провести эту ночь за гуглением правильного наложения повязки на сломанный нос. Как повезет.
Эмоции на сиих ликах значения не имели - все равно после встречи в баре или любой другой подходящей (хотя не всегда) локации на них остается только общая помятость и разная степень тяжести реализации нижнего сегмента пирамиды Маслоу. Тут уж тоже как повезет.
В общем, чистить чужие котлы Зараки любил очень.
Только вот Бьякуя на должность партнера по реализации не канал вообще никак. Он скорее активировал в нем почти безобидное желание попросту пошутить. Если, конечно, тот в состоянии понимать юмор.
- Эй, Кучики, а ты кроме вопросов что-то глаголить могёшь? - вместо пояснений сказал Зараки, нахмурившись для полноты картины: чтоб суровее смотрелось. - Знаю, что могёшь: стал бы ты иначе таким знатным литературоведом. Так что ж не сыпешь образованностью-то на мою темную голову? - снова широко и хищно заулыбался Кенпачи, а затем грузно шагнул вперед. Так, просто напугать немного.

Зараки звучно хохотнул при виде выражения лица Бьякуи, с которым он произносил свое трогательное предупреждение. Нет, правда, это было крайне умильно - особенно с точки зрения человека, который пусть и выглядел внешне не слишком интеллектуально одаренным, однако все же высшим образованием владел и образование это было медицинским. Потому и видно было, как в зобу дыханье сперло у Кучики, как краски поугасли и как натужно держит тот привычную маску шаолиньского спокойствия. А впрочем, молодцом держится этот библиотекарь. Вон даже и ситуацию вести все еще пытается.
- То-то я и смотрю, как покосился кипарис в условиях здешней атмосферы, - максимально пространно выразился на сей счет Кенпачи, вполне логично рассудив, что Бьякуе небось не доставит удовольствия прямой подкол, а ссориться с ним нежелательно. - Тебя, может, ассимилировать, а?
Для Зараки предложение это весьма любезное, если не сказать дружелюбное: не каждого ведь пускают пастись на лугу чудных химических этаноловых соединений. А Кучики, может, еще и расцветет от таких удобрений, кто его, зануду скованного, знает?
Зараки снова хохотнул: одно только представление захмелевшего Бьякуи его изрядно забавляло. Но, справедливости ради стоит отметить, что дальше того же представления мысль идти отказывалась наотрез. Еще бы, такой дивный шаблон и так безбожно его порвать - чтоб Бьякуя, да на рабочем месте, да в кабинете химии из мензурок и спиртовок...

Бьякуя все "хорошел и хорошел", цепляясь явно из последних сил в, видимо, и свой любимый шаблон о рациональности и правоверности. Сам Кенпачи, помимо широкого оскала, ничем не выдавал разгоревшийся спор внутри своего охуенно богатого внутреннего мира (он всегда охуевлялся и обоготворялся после посещения лаборантской) на тему того, когда же ножки трепетной лани не вынесут бессердечной гравитации.
- Ух, Кучики! Твоя решимость в голосе до самых костей пробирает, - усмехнулся Зараки. - На одном только долге до угла бы дошел, - все комментировал он, стоически перенося эти мощные попытки Бьякуи отшвырнуть его с прохода прочь и красиво, гордо уплыть в закат, - Дальше, правда, по причинческим технинам не смог бы уже...
Да, впрочем, не смог бы уже сейчас. Иначе как понять этот трогательный жест Кучики, неожиданно ткнувшегося лбом Кенпачи в грудь? Тот, впрочем, все понял и среагировал сразу, подхватывая болезного под руки.
- Блядь, - уже второй раз за вечер выдает он сакральное междометие, характеризующее ситуацию в целом.
А затем прижимает Бьякую к стене - одной ладонью перекрыв чуть ли не всю грудь - и снова открывает двери в кабинет. Вот что характерно, а именно открыть его у Кенпачи получалось идеально и всегда с первого раза - прямо мистика какая-то. Вселенское вмешательство.
- Сейчас ты у меня запоешь, пигмей, - себе под нос говорит Зараки и, подхватив Кучики подмышки (так гораздо проще, чем ждать реакции на указания), вносит эту жертву сверхурочных в кабинет.
Шаблон, именуемый "Я — Кучики Бьякуя, и я никогда, ни при каких условиях не стану употреблять на рабочем месте спиртное", в предвкушении сладостно затрепетал, пока Кенпачи щедро лил нашатырь на меловую тряпку для доски. Кучики, наверное, не оценит, но да и ладно - не в том сейчас суть.
- Петухи пропе... Не. Ангелы уже протрубили, страшный суд близок! - весьма и весьма громко, почти нараспев, как какой-то священнослуитель, сообщает Кенпачи, водя под носом усаженного за парту Бьякуи грязной тряпицей.

Бывает, устроишь кросс на пару-тройку километров на время, посмотришь на все эти алеющие от натуги и злости лица, и самому на душе становится как-то неуловимо радостнее, добрее. А сейчас, когда перед глазами только бледнеющий и холодеющий Кучики, становится только хреновее и трезвее. И неплохо было бы что-то с этим созданием сделать, да только черт знает причину его недомогания, чтобы предпринять что-то помимо первой медицинской, и сподручного в кабинете химии нет ничего толком. С другой стороны, в обморок того вроде больше не тянет и в рубаху вцепился вон как неслабо, хоть вид все равно остается цветущим как никогда.
- Извольте поинтересоваться, как часто вы практикуете "отдых"?
Говорит сейчас Зараки чисто механически, не задумываясь особо над содержанием и смыслом. Волей-неволей состояние Кучики занимает сейчас практически все оперативное сознание, а взгляд непроизвольно осматривает аудиторию на предмет тех вещей, которые могут быть сподручными в случае усугубления ситуации.
Вот только эти самые предметы ведут себя как-то...несвойственно. Колба не должна биться с нихуя. Вообще ничего не может происходить с нихуя - это логично и правильно. А Кенпачи был уверен: она именно взяла и разбилась, и это не прикрас проспиртованной реальности, а именно что реальность трезвая и суровая.
- Какого... - закончить отнюдь не риторический вопрос Зараки уже не успевает - лететь к чертям начинает вообще все вокруг, одним только чудом не задевая ни его самого, ни Кучики.
Который, к слову, охуевал точно так же. Это здорово, конечно, нечасто у них солидарность во мнениях, но пусть бы оно так и было, чем обрести единомыслие на почве...разлетающихся в щепки парт и идущих сетью трещин стеклянных досок.